СКВОЗЬ ФАШИСТСКИЙ АД

Лена стояла у окна и смотрела, как по железной дороге, громыхая на стыках, проходили один за другим составы. Чем только они не были загружены! Отправляли на восток оборудование с фабрик и заводов, ценные установки с затопленных шахт, все то, что не должно попасть в руки немцев. Отправляли для того, чтобы в короткий срок ввести эвакуированные предприятия на новых местах. Им предстояло снабжать фронт вооружением, снаряжением, боеприпасами и обмундированием…

Со стороны Краснодона то и дело доносились разрывы снарядов. Где-то там ее муж… Жив ли? Свадьбу сыграли четыре года назад. Друг другом нарадоваться не могли. В сороковом он закончил институт цветной металлургии и получил направление на Северный Кавказ, в город Орджоникидзе. Куда иголка, туда и нитка - покинула родную заволжскую сторону и Лена.

В том же году обстоятельства заставили переехать в Донбасс. Поселились с детишками в светлой уютной квартире на крупной железнодорожной станции Константиновка. А на следующее утро принесли репродукторы страшное слово: «Война!» Муж сразу же - в военкомат. Вечером отправился добровольцем на фронт…. Третий месяц одна с детьми.

За окнами начинало темнеть. Приближался вечер. Лена с грустью подумала о том, что и с этого только что обжитого места не сегодня-завтра придется уезжать. Шла эвакуация людей из прифронтовой полосы. На днях должны отправить и ее с ребятишками.

Из грустных воспоминаний ее вывел плач восьмимесячного сына Толика. Подойдя к люльке, она взяла малыша на руки и стала баюкать. Под ровный голос матери Толик незаметно заснул. Лена укутала потеплее двух других малышей и, выключив свет, легла спать.

Утром она проснулась от страшного рева моторов. Выглянув в окно, увидела немцев. Фашистские солдаты сидели на башнях танков, в колясках мотоциклов и о чем-то весело разговаривали. Не успела прийти в себя, как, распахнув дверь ударом ноги, в комнату ввалился пожилой офицер с двумя солдатами. Мешая русские слова с немецкими, он пояснил, что в дом поселят солдат, а она с детьми должна жить на чердаке.

… К вечеру фашисты уже разместились в ее квартире. Откуда-то притащили патефон, и дом заполнили немецкие песни. Лена перенесла перепуганных детей на чердак. Гитлеровцы не засыпали. Из комнаты доносились пьяные голоса, звон посуды.

Дождавшись полночи, она потихоньку вынесла детей на улицу. Еще думала добраться до своих. Надеясь, что дальше Константиновки немцы не прошли. Двух малышей взяла на руки, а старший кое-как пошел сам.

… Первые лучи солнца начали слизывать с травы слезинки утренней росы. А она все шла и шла. «Лишь бы не заметили, лишь бы не заметили», - в такт сердцу стучало в висках. Подкашивались ноги, деревенели руки, придерживающие малышей.

Все деревни и села, встречавшиеся на пути, были заняты фашистами. Подходил второй день скитаний. И она, и дети страшно обессилели. Двое младших тянулись к груди матери, но молока уже не было…

Вечером, наклонившись над восьмимесячным Толиком, Лена почувствовала, что он не дышит. Умер…. Умер на руках матери. Бросилась на землю, не смея поверить в то, что случилось.

- Толечка, сыночек мой…

Словно окаменевшая, пролежала на земле всю ночь. На рассвете руками выкопала ямку и похоронила сына…

Дальше идти не было смысла. Она поняла, что не имеет на это материнского права. Пришлось вместе с двумя оставшимися сыновьями пробираться к деревеньке, занятой фашистами…

Так Лена оказалась на бывшей центральной усадьбе совхоза, где разместились гитлеровцы. Да и вряд ли можно было назвать хозяйством то, что осталось. Выжженные посевы, пустые животноводческие помещения…

Ее вместе с детишками, как и всех жителей деревни, загнали на одну из ферм. Когда утром выводили на работу, дети оставались одни. За изматывающий труд выдавали крохотный паек. И его надо было разделить на троих…

За малейшее неповиновение еле державшихся на ногах людей расстреливали. Иногда привозили на ферму киноустановку. Показывали фильмы, в которых армия фюрера якобы маршировала по улицам Сталинграда, входила в Москву. Что только не делали изверги, чтобы подавить в людях веру в освобождение!

Но веру эту вырвать из души людей было невозможно. И сюда, в занятую фашистами деревеньку, доходили вести о том, что в тылу ненавистного врага, развернулась невиданных в истории масштабов партизанская война. Эта война приобрела подлинно всенародный характер. С радостью узнала Лена и ее подруги весть о том, что 5 декабря 1941 года началось контрнаступление советских войск под Москвой.

Однажды на стене фермы фашисты вывесили плакат с изображением церкви и крестьян в лаптях. Внизу стояла подпись: «Такой мы сделаем Россию». Сначала на бумаге появились следы от плевков, а затем ее совсем сорвали. Виновников стали разыскивать, но тщетно…

Летели месяцы. Месяцы изнурительной работы, невыносимой жизни. Люди стали замечать, что фашисты ходят хмурыми, реже издеваются. Снова - уже с востока - стала слышна канонада, которая с каждым днем приближалась…

Немцы начали отбирать тех, кто покрепче, для отправки в Германию. В списки попала и Лена с детьми. Может, и увезли бы всех на чужбину, если бы не случай. Когда почти все было готово к отправлению, сгорела биржа труда, где хранились списки. У немцев произошла заминка.

Однажды люди заметили, что фашисты куда-то поспешно собираются. За несколько минут они загрузили машины и умчались в сторону Краснодона. А через полчаса в деревню вошли советские солдаты…

…Лена, прижав к груди детей, стояла на обочине дороги, вдоль которой остановились советские танки. По впалым щекам струились слезы. Слезы радости. Наконец-то пришел долгожданный час освобождения, неминуемый час расплаты!

Этот рассказ не выдуман: Елена Йовна Мельникова долгие годы работала директором Болотниковской начальной школы Шеломовского сельсовета. Учила детей высшей справедливости, высшей человечности, беспредельной любви к Родине.

Г. Бердников  . Авангард. 1978. №109.