СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
Старая, чуть пожелтевшая от давности, с оторванным верхним уголком фотография... Три девчонки, надевшие грубые, не по росту, шинели и ботинки невероятного сорок второго размера (Попробуй простоять в таких-то всю морозную ночь на посту!), туго подпоясанные солдатскими ремнями, смотрят в объектив. Она, Лена, крайняя слева. Рядом с нею - ее фронтовые подруги Аня Тимкина и Маруся Мальгинова. А на обороте надпись: "Три мушкетерки жили вместе на 546 позиции. Фото 1942 года. Москва". Выцветшие за долгие годы фиолетовые строчки, написанные быстрой Аниной рукой, чуть различимы.
Елена Ефимовна, осторожно разглаживает фотографию, вчитывается в надпись, хотя помнит ее наизусть. Это они в шутку прозвали себя «мушкетерами», наверно, потому, что всегда были неразлучны. Вместе спали, укрывшись шинелями и согревая друг друга теплом своих чистых сердец, вместе стояли зимой на посту, когда до соседней точки три километра, а вокруг только заснеженные поля, перелески, овраги, и где-то там, за кромкой горизонта, тяжело бухали разрывающиеся снаряды, вместе ждали Победу и делали для ее приближения больше, чем можно было бы ожидать от женщин. Да что там женщин - девчонок, которым едва исполнилось по восемнадцать. Откуда только силы брались, как хватало мужества, чтобы перенести эти нечеловеческие жестокие четыре года и не сломиться?! Да еще и воевать наравне с мужчинами!
- Это страшная война... Пусть ее никогда, никогда больше не будет. Сколько горя и смертей принесла она людям. После обороны Москвы нас, зенитчиц, отправили под Старую Руссу, и мы видели такие ужасы, о которых невозможно поведать словами. За то, что жители укрывали партизан, гитлеровцы сжигали целые деревни, оставляя на их месте одни седые пепелища. Сколько было убитых детей в колодцах, учителей и председателей колхозов, повешенных прямо на деревьях, - не выдержав, Елена Ефимова заплакала. Мучительные воспоминания военных лет нахлынули одно за другим.
...Поезд продвигался медленно, с остановками. Почти рядом проходила линия фронта. Был январь сорок первого. Большой отряд женщин и девушек ехал в Тулу рыть противотанковые окопы. Работали ночью, чтобы не заметили немецкие летчики и не начали бомбить.
С трудового фронта Лена вернулась домой, в Заволжье, продолжала работать там, где трудилась и до войны, - продавцом в Кинешемском городском торге. А после работы спешила в военкомат. Она была отличной спортсменкой и занималась с ополченцами спортом: учила правильно ходить на лыжах, не задерживая дыхание, бросать гранату. Готовила к нелегким военным испытаниям не только их, но и себя. Домой возвращалась уже затемно.
Она стремилась на фронт. Гражданская совесть не позволяла жить в тылу, когда со всех плакатов сурово звали глаза Родины-матери.
И вот 16 апреля 1942-го года ее направили в армию. На кинешемском перроне в толпе провожающих мама махала на прощанье мокрым от слез платком, кричала: «Береги себя, доченька!»
Их, новичков, привезли в Москву, и девушку вместе с другими направили в один из гвардейских зенитно-прожекторных полков, на оборону столицы.
...Сержант Метлов, глядя на своих подопечных, недоумевал: они стояли перед ним неловкие, в только что надетой форме, старательно выровняв в одну линейку носки не в меру великоватых ботинок, худенькие, с тонкими шеями, с беззащитными девчоночьими глазами... Ну, как обучать этаких сложностям зенитной науки? А они схватывали все на лету, упрямо сжимали губы, когда было трудно, и с каждым боем суровели их глаза.
Фашисты были в двадцати пяти километрах, немецкие «юнкерсы» летали беззастенчиво низко, чуть не задевая крыльями верхушки деревьев, несли свой смертоносный груз на Ярославль, Горький, Орехово-Зуево и в первую очередь - на Москву. Но ни одного вражеского самолета не выпустили зенитчицы роты. Каждую ночь темное небо столицы то тут, то там высвечивалось лучами прожекторов. Их направляла она, Лена, - «слухач», говоря языком военной терминологии. Она по звуку определяла, какой и куда летит самолет, и в телефонной трубке раздавался ее голос: «Взять самолет противника». По обнаруженному самолету открывали беспощадный огонь зенитки. И так долгих три года! «И есть хочется, и слезы по щекам текут, а самолеты все летят, и ни одного нельзя пропустить». В землянке падали от усталости замертво, сразу же засыпали, спали одетые, готовые тотчас вскочить по тревоге и броситься к орудиям. В короткие минуты отдыха неутомимая Тася Редькина подсаживалась к Лене и, обхватив подругу за плечи, смеялась: «Ну что, Сироткина, как дела? Давай уж поплачем». Бывало, что и плакали: ведь не мужчины все-таки, а девчонки, и не женское это дело вовсе - война...
После боев под Москвой полк был переброшен под Старую Руссу, а потом, к концу войны, опять вернулся в Москву. Стояли в Кунцеве, со дня на день ждали вестей о победе.
И она пришла, горькая и счастливая, осыпала девчонок сиреневыми гроздьями, оглушила мирной тишиной.
И уже неслись по «точкам» веселые позывные: «Я Стрела, Стрела, слышишь меня, Байкал?» И «Байкал» услышал. Сержант Михаил Новиков уже давно знал Ленин голос, а в день Победы они встретились и познакомились. В Заволжье вернулись уже вдвоем.
Мустафина Л.
Авангард. 1983. №56.